Прошло десять лет с тех пор, как в госпитале Ниццы от последствий произошедшей в Сузуке аварии скончался гонщик Marussia Жюль Бьянки. В подкасте High Performance Грэм Лоудон, тогда – спортивный директор Marussia, вспоминал тот день.
Грэм Лоудон: «2014 и 2015-й стали самым сложным периодом моей спортивной карьеры. Худшее в нашем спорте в том, что взлеты бывают высокими, а падения отчаянно низкими, и связаны они не с тем, что ты проиграл гонку или чемпионат, а с тем, что люди получают травмы. Я говорю не только о гонщиках. В команде много людей, путешествующих с вами с гонки на гонку, и когда кто-то из них получает травму, это ужасно.
В Сузуке в 2014 году погодные условия были сложными и Жюль попал в аварию. Я сразу понял, что всё плохо, но поначалу никакой информации не было. Жюль сидел в разбитой машине и молчал, а мы утешали себя тем, что радио сломалось.
Я помню как спрыгнул с пит-уолл и пошёл в медицинский центр – в Сузуке он совсем рядом. Но там было закрыто. Точнее – мы не смогли войти. Никто не мог войти. Мы поняли, что дело плохо, когда врачи повезли Жюля в больницу. Тогда я и Джон Бут, руководивший командой, сели в машину и поехали следом.
Берни Экклстоун организовал перелет семьи Бьянки. Не представляю, с какими мыслями садились в самолет во Франции и летели в Японию. Путь неблизкий, времени проходит много. Я помню, как они прибыли в больницу, и спросили нас о нашем самочувствии. Я никогда об этом не говорил. Такие ситуации многому учат.
Я не врач. Но когда происходит что-то подобное, ты сожалеешь, что учился на инженера. Я ничем не мог помочь. Я чувствовал себя беспомощным. Мне хотелось стать врачом, пойти, и всё исправить. Не ищите здесь логики. Это просто эмоции. Там отличные врачи. И они были единственными, кто в тот момент мог помочь Жюлю. Но ты спрашиваешь себя: «Что я для него могу сделать?»
Всё, что мы могли сделать – обеспечить семью точной информацией. Чтобы они были уверены, что ему оказывается лучшая медицинская помощь.
Несколько дней мы не выходили из больницы. Нашли какой-то уголок и спали на полу. Я помню, что когда через несколько дней вышел на улицу, на мне всё ещё была униформа команды со дня гонки. Я увидел солнце и понял, насколько всё плохо».