Испанский теннисист, завершивший профессиональную карьеру год назад, дал большое интервью для программы Universo Valdando
О своих отношениях с теннисом сейчас
«Недавно я поиграл 45 минут с Александрой Эалой, потому что меня попросили, и я был рад это сделать. Если не нужно много бегать — все в порядке. Через академию я все еще вовлечен в процесс и смотрю то, что мне хочется смотреть. Я уже не слежу за всеми новостями и матчами каждый день, как раньше. Теперь я смотрю матчи или моменты, которые мне интересны».
Об адреналине от игры, который ничем не заменишь
«Я обрел душевное спокойствие в том смысле, что уже не чувствую ежедневной ответственности показывать результат. Иногда нужно выступать в неблагоприятных условиях — и это, на человеческом уровне, изматывает. Из-за этого в какой-то момент ты уже не такой счастливый, каким должен быть. Но есть и другая сторона всего этого: завершился этап, который был для меня невероятно прекрасным, эмоциональным. Прошло то, что я по-настоящему любил — соревноваться на высшем уровне. Этот адреналин — он остается навсегда. Я думаю, ты заменяешь это другими вещами в жизни, которые могут быть даже лучше во многих смыслах, но то, что дает спорт, трудно найти где-либо еще».
О моменте завершения карьеры
«Я прошел через этап, когда начал уважать изменения. Любые изменения в жизни должны вызывать по крайней мере уважение: как ты отреагируешь на новую реальность, на другую жизнь, не такую, к которой ты привык, причем не после 20 лет профессиональной карьеры, а с 10 лет, когда я полностью посвятил себя спорту и теннису.
Я был готов, потому что исчерпал все свои варианты. То, что я действительно использовал все реальные возможности оставаться на высоком уровне, на котором хотел бы продолжать играть, дало мне уверенность и спокойствие завершить карьеру в мире с самим собой и уверенным, что именно это решение я должен был принять, потому что вариантов больше не было. Бак был пуст».
О последнем этапе карьеры
«У меня нет никаких плохих воспоминаний об этом периоде. Некоторые считали, что я должен был остановиться раньше, что завершающий этап моей карьеры не имел смысла. Для меня — имел. Надо действовать в соответствии с тем, кто ты есть. Я так и делал. Я пытался держаться до тех пор, пока действительно не осталось никакого варианта. Мне нравилось то, что я делал.
Я не ушел из спорта, потому что устал или мне не хватало мотивации. Я ушел, потому что мое тело больше не могло выдерживать. Я все еще был счастлив, делая это. После операции мне сказали, что есть шансы полностью восстановиться. Я должен был дать себе время, чтобы это выяснить. Но в какой-то момент я понял: да, я могу играть, но не на необходимом уровне. Я довел свою карьеру до конца, насколько мог». 
О необходимости регулярной работы для достижения результата
«Ты можешь быть самым талантливым в мире, но тебе нужны работоспособность, дисциплина и концентрация. В теннисе талант дает определенное преимущество, но очень важная часть — это регулярная работа. Со страстью и решимостью все становится менее сложным. Иначе преодолеть трудности, которые бросает жизнь, очень трудно.
Жертвы — это когда делаешь то, чего не хочешь. В этом смысле я не приносил больших жертв. Я прилагал большие усилия, но не жертвы. Я наслаждался тем, что делал. Я не чувствовал, что что-то потерял в жизни. Моя жизнь была сбалансированной, и я не был одержим теннисом. У меня было время на все».
Об отношении к успеху
«Мой первый серьезный медийный успех пришел в конце 2004 года, когда мы выиграли Кубок Дэвиса в Севилье. Успех может быть мировым, может быть более локальным. Мое развитие как игрока всегда было связано с успехами в разном возрасте. Когда пришел профессиональный успех — я был готов его принять. Все было новым и очень масштабным, но я никогда не терял того, кем я являюсь как человек».
О требовательности к себе
«Я многое обязан своему дяде Тони, он сделал меня сосредоточенным, последовательным и дисциплинированным в каждой тренировке. Если ты растёшь так с детства — правильно развиваться легко. Я всегда позволял себе принимать помощь от людей рядом. Я имел способность брать на себя вызовы, стремиться к достижению целей и давать себе реальные шансы за них бороться. Я всегда имел решимость улучшаться и оставаться на самом высоком уровне. Я постоянно был самым самокритичным, с самой высокой планкой требований.
Иногда мою карьеру описывали как карьеру борца, который обладает большой способностью концентрироваться. Для меня это комплимент. Ты можешь иметь фантастическую физику и работоспособность, но если внутренний мотор не работает — этого недостаточно. В теннисе нужно это качество, чтобы конкурировать на самом высоком уровне».
О собственном ментальном подходе
«Люди думают, что когда я проигрывал в матче, то все еще верил в победу. Но нет. Я знал, что проиграю. Однако это не останавливало меня от попыток. Я пытался искать постоянные решения. Это понимание того, что такое спорт: пытаться отдать все лучшее, даже если знаешь, что проиграешь.
Что меня расстраивало больше всего — это когда я возвращался домой после турнира с ощущением, что не сделал все возможное. Я искал решение, а не зацикливался на результате. Думал: что я могу сделать, чтобы изменить динамику? Большую часть времени, когда проигрываешь, ты можешь попробовать что-то другое, и когда это срабатывает, оно того стоит. Иногда такие ментальные усилия приносят маленькие победы, которые меняют направление сезона».
О соперничестве «Большой тройки» и Синнера с Алькарасом
«Когда ты молод — все переживается очень остро. С возрастом восприятие меняется. Лучшее в нашей эре то, что мы уже завершили карьеры и можем пойти вместе на ужин без проблем. Это то, чем можно гордиться. Мы боролись за самые важные титулы, но не доходили до крайностей. Соперничество оставалось на корте, а личные отношения всегда были о уважении, восхищении и даже определенной дружбе.
Я рад быть частью этой истории. И без преуменьшения заслуг Синнера и Алькараса, я думаю, что мы, «Большая тройка», оставили наследие: что можно быть ярыми соперниками, не ненавидя друг друга. Можно не быть друзьями, но иметь хорошие отношения».
Об истории с Ролан Гаррос
«То, что я пережил там, трудно с чем-то сравнить. Эта история строилась с 2005 года и вплоть до того момента, когда я завершил карьеру. Не думая наперед, это стало историей с самым важным рекордом в моей жизни. Когда я думаю об этом, становится ясно: возможно, я был лучше других на этом покрытии, но нужно было, чтобы сошлось много факторов. И они сошлись». 
О ритуалах и привычках
«Я не слишком суеверен. Вопреки тому, что думают, вне корта у меня нет ритуалов. Все это оставалось только для соревнований. Мне это было нужно. Я хотел бы достигать такого уровня концентрации без этого, но не мог. В начале карьеры этих ритуалов совсем не было.
Теннис очень изматывает внутренне. Ты выходишь на корт, зная, что уже вечером можешь паковать вещи. Нужно найти то, что делает тебя спокойным и не дает потерять фокус. Я пытался сократить эти рутины, потому что когда видел себя на видео, мне это не нравилось. Но они не вредили. Они давали ощущение 100% концентрации.
Копировать других — это легко. Надо смотреть на тех, кто делает что-то лучше тебя, и брать то, что тебе подходит. В теннисе так же. Конечно, я смотрел на то, что делали соперники, чтобы улучшаться. Но в ежедневной работе я не думал о них».
О «Большой тройке» и эволюции тенниса
«Наша эра пришла после Пита Сампраса, который выиграл 14 «мэйджоров». Естественно, что кто-то из нашего поколения мог думать, что это максимум. Но нас было трое, и никто не мог расслабляться. Уровень требований был максимальным.
Мы постоянно давили друг на друга. Не было возможности пропускать турниры. В этом величие нашей эры. Мы всегда были в финальных стадиях и боролись за самые важные титулы. Не думаю, что кто-то один смог бы сделать это сам.
Теннис не сильно изменился. Мир эволюционирует, удары становятся сильнее, а подачи мощнее. Но я до сих пор верю в интуицию, а не в игру-робота. Я говорил об этом с Федерером — ему тоже не нравился этот факт».
